Человек выступает в песне как некий абсолютный универсум, равнодостойное начало стихиям природы и всему сущему, антиномическое единство двух видов семиотических универсалий:
- «жизнь - смерть» («смерть - жизнь»):
Всю ночку трудились, беспокоились,
Ко утру-свету преставились…
Васильюшка положили по правую руку,
Софиюшку положили по левую руку.
На Васильевой могилке вырастала золота верба,
На Софииной могилке – кипарисово деревцо,
Корешок с корешком сорасталися,
Прут с прутом совивается,
Листок со листком солипается;
- «природа - культура»:
Тихий Дон-река – мой отец родной,
Сырая Земля – родна матушка,
Соловей в бору – родимый мой брат,
Кукушка в лесу – сестрица моя,
Белая березушка – жена молода,
От нее отростушки – мои детушки!
Человек стал феноменом космоса, объединившим его образы, его центром, антропоморфным воплощением Вселенной, проявляющимся как множество предметов (образов живой природы (что, в частности, отражается в широчайшей галерее образов – символов человека), например, в свадебных песнях, где в качестве символов новобрачных выступают пары: заря и месяц, голубушка и голубь, перепелка и перепел, гуси-лебеди, утушка и селезень, два яблочка, два наливчатые, соловей и кукушка:
Соловей кукушку сговаривал,
Полетим, кукушка, в теплые края,
Совьем гнездышко, снесем два яйца,
Выведем, кукушка, себе два птенца.
В песне жизнь человека зачастую выступает как антиномия:
- жизни и смерти:
Вот скоро настанет мой праздник,

последний и первый мой пир.
Душа моя горестно взглянет

на здешний покинутый мир;
- будней и праздников:
… А вызвалась вот Марьюшка кумою
Да прибрала Иванушку с собою.
Ох, тота да у нас весела беседа,
Вот беседа да беседушка веселье;
… Ой, на хате - зелье,
У хате - веселье…;
… Гуляй, хороводься, девчонка,
Пока воля дана, да не покрыта голова.
Матушка накроет головушку,
Батюшка наложит заботушку
(с. Подгорское, Красногвардейский район).
Отражение бытийных, вечных, собственно антропологических начал требовало от каждого создателя, распространителя художественного текста наполнения его национально-культурными, культурно-историческими, ментально-мировоззренческими знаками России, которыми стали не только картины национального ландшафта, русской природы:
Уж вы, горы, горы Воробьевские.
Ничего-то вы, горы, не породили.
Ах, как породили горы бел-горюч камень,
Из-под камушка течет быстра речка …
Речка быстрая …
Ах, как на этой на реке стоит част ракитов куст,
Как на этом на кусте сидит млад сизый орел,
Ах, сам он держит в когтях черна ворона,
Ах, черна ворона, своего братца родного, -
- календарь как отражение циклов годового круга:
Приставала Коляда
Накануне Рождества.
Мы ходили, мы искали
Коляду святую
По усем по дворам,
По проулочку.
Нашли Коляду
У Михайла во дому.
Михайлов дом
Золотом обведен.
Детки - звездочки,
Жана - солнышко
(с. Покровка, Красногвардейский район);
Кукушка-голубушка,
Серая кукушечка,
Давай с тобой, девица,
Давай покумимся:
Ты мне - кумушка,
Я тебе – голубушка, -
- уклад семейной бытовой жизни, нравы, обычаи:
… Ткала вас, холсточки,
Семнадцать годочков…
А матушке – платочек,
А батюшке – рубашку,
А любимым деверечкам –
По льняным порточкам.
А дорогим золовушкам –
Из косушки ленты;
… Дары, дары поскладала,
В сундущок сложила.
А свекру рубашку,
Свекрови другую.
Усем своим золовушкам,
Усем по платощкам, -
- картины крестьянского труда:
- Как во поле при дороге ячмень уродился,
Ядрен-колосистый, еще и лесистый.
На восход солнца наклонился –
к земле привалился,
всем нам пригодился;
… Ой, и слава Богу, что жито пожали,
И в копы собрали, в гумно прибрали.
На поле стогами, в амбар закромами,
А на стол пирогами, -
- костюм:
У наших воротьев, у новых, у широких
Стояла Федора с позументом понева
(с. Подсереднее, Алексеевский район)
… Вот у нашей у сестрицы
Добра чисто много:
Шубки, юбки, обнарядочки
Поломали грядочки.
Ой, шитай рушнишочки
Поломали крючочки,-
но и антиномия «дом - дорога». Так, путь (дорога, стежка, тропинка) непременно – что является собственно русской национальной традицией (представленной не только в песнях, но и в былинах, сказках, несказочной прозе) – должен был привести человека к дому, воротам, на широкий двор:
Мамушка-гоголушка,
Выгляни в оконушко,
Твой сын едя, соколушка,
Он везет соколушку,
Мамушке - переменушку,
У доме работницу,
У поле куковницу, -
т.е. к гармонии, счастью, что было итогом и частных, личностных поисков, и воплощением – хотя бы в слове - национальных интересов.
Попытка «прочитать» русскую народную песню, расшифровать закодированную в ней информацию о ее создателях, хранителях, носителях и трансляторах в контексте их философии, веры, этики, морали, эстетики, менталитета позволила подойти к осмыслению предмета анализа как к целостной многофункциональной семиотической системе, в которой «…звучит всей глубиной своею человечность, все пережитое, передуманное и испытанное русским народом. Звучит без крикливого, шумного парадного пафоса – в глубокой серьезности, в величавом своей скромностью сосредоточении чувства. Так поет страна, для которой жизнь была всегда нелегким препровождением» (Б.В. Асафьев). Отражая важнейшие, первопричинные основы бытия человека, являясь социо-, этнокультурным объектом, народная песня предстает как вещь, знак, символ, как воплощение родовой коллективной памяти народа, реализация физической, психологической, социальной, эстетической и др. потребностей, как «образование души нашего народа» (А.Н. Радищев), сопровождавшее «всю жизнь простолюдина от колыбели до могилы» (И.А. Ильин).
Народная песня для носителей народной художественной культуры стала не просто способом хранения информации, но уникальным концептом обозначения вневременных ценностей-понятий высшего порядка, способом общения, наконец, естественным фактором формирования самой культуры как матрицы бытия человека, народа и цивилизации, что, может быть, и предопределило жизнеспособность песни (в частности, лирической песни) по сравнению с другими жанрами фольклора, исчезнувшими из активного обихода. Формирующая сознание народа, даже в периоды активного изменения общества (одним из таковых стала, например, революция 1917 г.), песня сохранялась не только ее создателями из народа, но и ее носителями, что было обусловлено необходимостью фиксации народно-поэтических образцов как феноменов гармонизации бытия и человека.
Одним из факторов сохранения ценностного ядра национальной культуры является русский народный танец, в отличие от романо-германских танцев, предполагающих абсолютную идентичность женских и мужских движений, органически объединивший полярные начала национального характера: предельную мужественность (молодецкое ухарство, дерзкую бойцовость, необузданную строптивость, неистовство и т.д.) и ярко выраженную женственность (мягкую сдержанность, особую кротость, деликатную «выходку», грациозность и т.п.), - «пыл и плавь Перуновых стихий, пылкость огненной и плавность водной» (И.А. Ильин), - воплощенных и в классическом русском балете.
По нашему мнению, в наиболее концентрированном варианте сущность ценностного ядра отечественной культуры воплощена в русской идее, в антропологической модели русской духовности, представленной в образах православных святых, максимально полно воплотивших в своей земной биографии экзистенциальную природу человека, главные мерила его жизни: веру, любовь и добро, истину и справедливость, - что, в частности, нашло констатацию в явлениях народной культуры, к примеру, в семейных преданиях (меморатах), самых заветных «знаках» духовной силы человека, обозначающих незыблемые столпы духовности, как и примеры духовного обнищания и неизбежного наказания (например, в повествовании могло быть рассказано об увиденном когда-то разрушении храма и о последовавших за этим трагических событиях, в частности – нелепых кончинах зачинщиков актов вандализма), представляющих историю духовного укрепления, мотивированного виденным чудотворением, сохранением либо появлением реликвии. Так, к примеру, проявлением чуда, защиты Матери Божией, небесной покровительницы в сознании большинства ельчан, стал тот факт, что ни один из храмов г. Ельца (а самый большой из них стоит на берегу реки и открыт взорам со всех сторон) во время ожесточенных боев за город серьезно не пострадал. И все же среди текстов подобного рода доминируют семейные мемораты, в которых отразились история семьи, ее духовных основ, обретение реликвий, имеющих сакральный статус.